В наше время сложилось крайне пренебрежительное отношение к языку. Язык – это что-то второстепенное. Важнее «бабки», «чистоган», личный успех, возможность самовыразиться. Причем, что касается последнего пунктика, путь Герострата (этот древний грек, напомним, ради личной славы сжег одно из чудес света – храм Артемиды) нынче, в «интернетовскую эпоху» едва ли не в порядке вещей.
В словаре Александра Сергеевича Пушкина (со дня рождения которого 6 июня исполняется 220 лет) пушкиноведы насчитали свыше двадцати одной тысячи слов. А сколькими словами пользуется каждый из нас в течение хотя бы, скажем, недели? И чем отличается с точки зрения языка и смыслов позапрошлая неделя от недели, которая еще не началась? Есть ли между ними принципиальное различие или это, как любят говорить дети, «такой же, только другой»?
«Душегрейка» (примерно то, что нынче жилетом обзывают), невод, старче, стан, яства, супостат, бает, балагур, ланита (щека), рок (речь, понятное дело, не про музыкальный стиль)… Эти слова знакомы нам с детства, со школьной скамьи. С того самого момента, когда учительница литературы просит нас открыть учебники и мы впервые видим кудрявого пухлоланитого озорника, подпершего рукою подбородок. Вместе с одноклассниками дивимся жадности жены рыбака. А когда начинаем заучивать знаменитый отрывок из «Руслана и Людмилы», начинает кружиться голова – детское воображение буквально улетает в образы: Лукоморье, дуб, леший бродит, кот ученый, богатыри, дядька их морской…
Между тем Пушкин – феномен вневозрастной. Он и для взрослых дядек (которые совсем не морские) представляет предмет для подлинного интереса. Столь фасцинирующи, столь привлекательны его творчество, сама его личность, его биография, закончившаяся злополучной дуэлью.
6 июня (хотя бы!) в знак бесконечной благодарности создателю современного русского языка можно открыть пожелтевший томик, полистать и с неизбежностью вновь восхититься великим Гением.